Ни́ндзя (яп. 忍者 «нин»-тайный, «дзя»-личность, то есть ниндзя —
«человек, действующий тайно и упорно», в русском языке слово не
склоняется) — разведчик-диверсант, шпион, лазутчик в средневековой
Японии, то есть мастер шпионажа. Изредка ниндзя называли китайским
термином «линь гуй» — «демоны леса», поскольку считалось, что они
обладают нечеловеческими силами. Согласно легендам, это были
отважные, закалённые люди, прошедшие еще с детства подготовку в очень
сложном искусстве ниндзюцу, которое включало в себя очень много умений.
Ниндзя должен был прежде всего владеть любым оружием, обороняться от
любого оружия (в том числе и голыми руками), внезапно появляться и
незаметно скрываться, знать местную медицину, траволечение и
иглоукалывание. Они могли долго находиться под водой, дыша через
соломину, лазать по скалам, ориентироваться на местности, тренировать
слух, зрительную память, лучше видеть в темноте, обладать тонким
обонянием и многое другое. Тренировать ниндзя начинали с детства.
Первое, чему его учили, это — переносить удары. Для этого люльку с
ребенком, из которого должен был вырасти ниндзя, раскачивали так, что
она ударялась о стену. В полгода его учили плавать, так, что он плавать
начинал раньше, чем ходить. В два года он осваивал упражнения на
быстроту реакции, чуть позже — упражнения на высоте на бревне.
Отрабатывались также прыжки в высоту и в длину. Ниндзя владел 12
способами ходьбы, один из них — «прыжковый шаг», типа тройного прыжка,
затем зигзагообразный шаг(змеиный) и т. д. Лет с 4-5 и мальчиков и
девочек начинали обучать борьбе дзю-дзюцу. Слух доводился до такого
совершенства, что ниндзя различал по голосу многих птиц в лесу,
угадывал в общем хоре условный сигнал партнера, и даже разбирался в
языках насекомых и пресмыкающихся. Особо легендарным было искусство
хождения по потолку. Потолки в японских домах украшались множеством
балок и стропил, в которые можно было упираться руками и продвигаться.
Есть легенда, что ниндзя могли летать. Секрет в том, что для этого
использовались воздушные змеи. Инициация проводилась, как и в
самурайских семьях, в 15 лет. Тогда юноши и девушки переходили к
изучению дзэн-буддизма и сянь-даосизма. Есть предположение, что
происхождением своим ниндзя связаны с ямабуси. Политически
ниндзя были вне системы феодальных отношений, они имели свою структуру.
Деревни ниндзя были разбросаны по всей стране, но основное средоточие
их — лесные окрестности Киото и горные районы Ига и Кога. Иногда кланы
ниндзя пополнялись самураями, потерявшими своих покровителей (т. н.
ронинами). К 17 в. насчитывалось 70 кланов ниндзя. Самыми
могущественными были Ига-рю и Кога-рю. Формирование сословия ниндзя шло
параллельно со становлением сословия самураев, но так как последние в
силу своей власти стали господствующим классом, то ниндзя никогда не
представляли какой-либо значительной военной и политической силы. Они
оставались людьми низшего сорта и вне закона. Однако, «демоны ночи»,
как их называли, наводили ужас на самураев и князей. Самураю
кодекс не позволял наносить удары исподтишка, у ниндзя же таких
кодексов не было (имелся, впрочем, свой особый кодекс, накладывающий на
их действия и общее поведение определенные требования и запреты),
поэтому и боялись их хитрых, коварных, «дьявольских» приемов. Оружием у
ниндзя мог быть любой предмет: палка, шарик, брошенный под ноги, серп,
нун-тяку, то есть крестьянский цеп, отравленная игла. Если самурайский
меч действовал всегда напрямую, то серп выскакивал непременно откуда-то
сбоку. Меч ниндзя — «ниндзя-то», прямая катана с квадратной пластинкой
на рукоятке, где можно было хранить сюрикены — является мифом,
изобретенным испанскими изготовителями памятного оружия в 20
веке[источник?]. Прямое оружие имеет ряд недостатков по сравнению с
изогнутыми клинками, кроме того, прямой клинок при обнаружении вызывал
много вопросов своей необычностью для Японии[источник?]. Популярным
видом метательного оружия ниндзя был сюрикен — заточенная металлическая
звездочка. Рукопашным боем ниндзя являлся один из вариантов дзю-дзюцу.
Если один из них попадался в руки стражи, то допрашивали его
беспощадно. Ниндзя никогда не убивали крестьян, так как те
могли им всегда помочь. Самурай, хозяин крестьянина, мог за
неповиновение отрубить ему голову. Ниндзя мог наняться на службу к
самураю, но чаще всего это были защитники крестьян. Тренировка
ниндзя начиналась с младенчества. У родителей не было выбора, ибо
карьера ребенка диктовалась принадлежностью к касте отверженных и успех
в жизни, то есть выдвижение в ряды тюнин, зависел исключительно от
личных качеств бойца. Физическая подготовка начиналась с
колыбели. В доме плетеная люлька с малышом обычно подвешивалась в углу.
Родители время от времени раскачивали люльку сильнее, чем было
необходимо для укачивания, так что она ударялась бортами о стены.
Ребенок на первых порах пугался сотрясения и плакал, но постепенно
привыкал и инстинктивно сжимался в комочек при толчке. Через несколько
месяцев упражнение усложнялось: ребенка вынимали из люльки и
подвешивали в свободном состоянии «на вожжах». Теперь при ударе о
стенку он должен был не только сконцентрироваться, но и оттолкнуться
ручкой или ножкой. Сходные игровые упражнения проделывались и в
обратном порядке, когда на ребенка катили мягкий, но довольно тяжелый
шар. Подчиняясь инстинкту самосохранения, малыш поднимал руки, чтобы
защититься, «ставил блок». Со временем он начинал находить вкус в такой
игре и уверенно расправлялся с «противником». Для развития
вестибулярного аппарата и мышц младенца периодически раскручивали в
разных плоскостях или, взяв за ноги и опустив головой вниз, заставляли
с маху «выходить в стойку» на ладонях взрослого. В ряде рю юный ниндзя
в полугодовалом возрасте начинал заниматься плаванием и осваивал
технику плавания раньше, чем ходьбу. Это развивало легкие и давало
прекрасную координацию движений. Привыкнув к воде, ребенок мог часами
оставаться на поверхности, нырять на большую глубину, задерживать
дыхание на две-три минуты и более. Для детей от двух лет
вводились игры на быстроту реакции: в «цап-царап» или «сороку-воровку»
— требующие мгновенного отдергивания руки или ноги. Примерно с трех лет
начинался специальный укрепляющий массаж и постановка дыхания.
Последнему придавалось решающее значение во всем дальнейшем тренинге,
напоминавшем китайскую систему ци-зун. Как и в китайских школах кэмпо,
вся подготовка ниндзя осуществлялась в рамках триединства
Небо-Человек—Земля и основывалась на принципе взаимодействия пяти
стихий. Как только ребенок обретал устойчивость на земле в на
воде, то есть мог хорошо ходить, бегать, прыгать и плавать, занятия
переносились в «Небо». Сперва бревно средней толщины укреплялось
горизонтально над самой поверхностью земли. На нем ребенок разучивал
несколько простых гимнастических упражнений. Постепенно бревно
поднималось все выше над землей, одновременно уменьшаясь в диаметре, а
комплекс упражнений значительно усложнялся: в него входили такие
элементы, как «шпагат», прыжки, перевороты, сальто вперед и назад.
Затем бревно заменялось тонкой жердью, а со временем — натянутой или
провисшей веревкой. После таких тренировок ниндзя ничего но стоило
перебраться через пропасть или замковый ров, перебросив веревку с
крюком на противоположную сторону. Отрабатывались также приемы
лазанья на деревья с голым стволом (с веревочной петлей вокруг ствола и
без нее), прыжки с ветки на ветку или с ветки на лиану. Особое внимание
уделялось прыжкам с высоты и в высоту. При прыжках с высоты шло
медленное, осторожное наращивание сложности с учетом возрастных
особенностей организма. Существовали также различные способы
амортизации удара при падении с помощью ног, рук и всего тела (в
перевороте). Прыжки с высоты 8—12 м требовали специальных «смягчающих»
сальто. Учитывались и особенности рельефа: так, на песок или торф можно
было прыгнуть с большей высоты, на каменный грунт — с меньшей.
Благоприятным фактором при «высотных» прыжках были деревья с густой
кроной, которая могла спружинить и дать возможность ухватиться за
ветку. Отдельной дисциплиной были прыжки в воду. Прыжки ниндзя в
высоту, о которых сложено немало легенд, строились главным образом на
регулировке дыхания и умении мобилизовать ки. Однако в детстве
осваивалась лишь техника движений. Существовало много способов прыжка в
высоту, но предпочтение всегда отдавалось прыжку «перекатом», руками
вперед, с сальто или без него, с разгона или с места. В подобных
прыжках, которые служили для преодоления небольших препятствий —
заборов, повозок, вьючных животных, а иногда и цепи преследователей,
важно было, приземлившись, сразу выйти в боевую стойку. Прыжки в высоту
обычно отрабатывались на простейшем «тренажере» — вместо планки ребенок
должен был перепрыгнуть через куст колючего кустарника, но на
«экзаменах» использовалось и настоящее оружие, о которое, в случае
неудачи, можно было серьезно пораниться. Столь же кропотливо
отрабатывались прыжки с шестом, который позволял в мгновение ока
перемахивать через стены высотой в несколько метров. Прыжки в длину
через глубокие рвы и «волчьи ямы» должны были воспитать способность не
бояться глубины и навык приземления не только на ноги, но и на руки с
подтягиванием. Особый раздел составляли «многоступенчатые»
прыжки. В качестве подготовительного упражнения к ним следовало освоить
бегание по вертикальной стене. С небольшого разгона человек пробегал по
диагонали вверх несколько шагов, стараясь по возможности сохранять
равновесие за счет большого угла к поверхности земли. При должном
навыке ниндзя мог таким образом взбежать на трехметровую скалу и
остановиться на гребне либо, резко толкнувшись от опоры, прыгнуть вниз
и неожиданно атаковать противника. В китайском цюанъ-шу такой прием
получил название «тигр, прыгающий на утес». Другим вариантом
многоступенчатого прыжка было заскакивание на невысокий (до 2 м)
предмет, который служил как бы трамплином для следующего, финального
прыжка на общую высоту до 5 м. Такая техника в сочетании с
использованием миниатюрных портативных пружинящих трамплинов нередко
создавала иллюзию «полета по воздуху». Развитие силы и
выносливости служило основой всех тренировок ниндзя. Здесь одним из
наиболее популярных упражнений для детей было «подвешивание» на ветке
дерева. Цепляясь двумя руками (без помощи ног) за толстую ветку,
ребенок должен был провисеть несколько минут на большой высоте, а затем
самостоятельно вскарабкаться на ветку и спуститься по стволу вниз.
Постепенно время «виса» доводилось до часа. Взрослый ниндзя мог таким
образом висеть на внешней стене замка под самым носом у часовых, чтобы,
улучив удобный момент, пробраться в помещение. Естественно,
практиковались многочисленные отжимания, поднятие тяжестей, хождение на
руках. Одна из загадок нин-дзюцу — хождение по потолку. Сразу
же оговоримся, что ни один ниндзя не умел ходить по обычному гладкому
потолку. Секрет заключался в том, что потолки японских комнат украшены
открытыми рельефными балками и стропилами, проходящими на небольшом
расстоянии друг от друга. Упираясь руками и ногами в параллельные балки
или же цепляясь при помощи «кошек» за одну балку, повиснув спиной к
полу, ниндзя мог перебраться через всю комнату. Тем же манером, но уже
прыжками, он мог взобраться вверх, упираясь в стены домов на узкой
улочке или в коридоре замка. Одним из любопытных аспектов обучения
ниндзя был бег на разные дистанции. Марафонский бег был нормой для
любого ребенка в возрасте 10—12 лет: он покрывал за день несколько
десятков километров почти без остановок. Такого рода навыки требовались
не только для того, чтобы уйти от погони, но и для передачи важных
сообщений. На очень больших расстояниях применялся принцип эстафеты. В
спринте индикатором «достаточной» скорости служила обычная соломенная
шляпа. На старте следовало прижать шляпу к груди и, если она оставалась
там прижатая потоком встречного воздуха до самого финиша, зачет
считался сданным. Бег с препятствиями мог принимать самые разнообразные
формы. На трассе ставили барьеры, капканы и ловушки, протягивали
веревки в траве, вырывали «волчьи ямы». Юный ниндзя должен был, не
прерывая движения, на ходу подметить следы присутствия человека и
обогнуть препятствие или перескочить через него. Для того
чтобы передвигаться по территории противника, мало было уметь хорошо
бегать — нужно было учиться ходьбе. В зависимости от обстоятельств
ниндзя мог использовать один из следующих способов ходьбы; «крадущийся
шаг» — мягкое, бесшумное перекатывание с пятки на носок; «скользящий
шаг» — обычный способ перемещения в кэмпо дугообразными движениями
стопы; «уплотненный шаг» — перемещение по прямой, носок вплотную прижат
к пятке; «прыжковый шаг» — мощные толчки ногами, напоминающие технику
«тройного прыжка»; «односторонний шаг» — прыжки на одной ноге; «большой
шаг» — нормальный широкий шаг; «малый шаг» — передвижение по принципу
«спортивной ходьбы»; «врезка лунок» — ходьба на носках или на пятках;
«ходьба вразбивку» — зигзагообразные движения; «обычный шаг»; «ходьба
боком» — перемещение «приставным шагом» или спиной, чтобы помешать
погоне определить направление движения. При групповых
операциях на местностях, где хорошо были видны следы, ниндзя чаще всего
передвигались гуськом, след в след, скрывая количество людей в отряде.
Основными требованиями при ходьбе любым способом были быстрота,
экономия сил и контроль дыхания. Важным дополнением к искусству ходьбы
было передвижение на высоких, легких ходулях из бамбука — такуэума,
которые в случае необходимости можно было изготовить за несколько
минут. Обитатели труднодоступных горных районов, ниндзя были
прирожденными альпинистами. Ребенок сызмальства приучался карабкаться
по скалам и каменистым осыпям, спускаться в расселины, переправляться
через стремнины и бездонные пропасти. Все эти навыки впоследствии
должны были помочь лазутчику взбираться на неприступные стены замков и
проникать во внутренние покои монастырей. Искусство скалолазания
(сака-нобори, или тохэки-дзтоцу) было одним из самых сложных предметов
в программе обучения ниндзя. Хотя для облегчения подъема существовали
некоторые вспомогательные инструменты, считалось, что настоящий мастер
должен взбираться по отвесной стене не прибегая ни к чему более, кроме
собственных рук и ног. Секрет заключался в умении концентрировать силу
и жизненную энергию ки в кончиках пальцев. Таким образом, малейший
выступ или бугорок на поверхности стены становился надежной точкой
опоры. Нащупав хотя бы два-три выступа, ниндзя мог уверенно продолжать
путь наверх. Мысленно в это время он устремлялся «в глубь» стены, как
бы прилипая телом к каменному массиву. Стены замков, сложенные из
огромных обтесанных глыб, могли считаться неприступными благодаря своей
высоте и крутизне, но для тренированного лазутчика преодолеть подобное
препятствие со множеством щелей и щербин не составляло особого труда.
В средние века жизнь человека нередко зависела от коня. Вспомним
Ричарда III, который на поле боя щедро сулил «королевство за коня».
Конь был верным боевым спутником самурая и не раз выручал в беде
разведчика. Хотя условия местности в лагерях ниндзя редко позволяли
держать коней и передвигались они в основном пешком, самурайское
искусство верховой езды (ба-дзюцу) также входило в курс обучения.
Вольтижировка ниндзя помимо обычной выездки, скачек с препятствиями и
стрельбы с седла предусматривала некоторые акробатические трюки. Юный
ниндзя осваивал технику езды под брюхом лошади или свесившись на один
бок, так, что стрелы противника были ему не страшны. Он должен был
уметь вскакивать на мчавшуюся лошадь, на всем скаку падать из седла,
свешиваться на стременах и волочиться по земле, притворяясь убитым.
Одним из самых сложных номеров было перескакивание с лошади на лошадь.
Еще труднее был прыжок на лошадь с земли, при котором следовало ногой
вышибить из седла всадника и занять его место. Кое-чего, правда, ниндзя
не умели, например, стоять в седле, но это объясняется только
отсутствием традиции. Во всяком случае, любой ниндзя в искусстве
джигитовки намного превосходил среднего самурая.
Приблизительно с четырех-пяти лет мальчиков и девочек в лагере ниндзя
начинали обучать борьбе без оружия и с оружием — по системе одной из
школ дзю-дзюцу, но с обязательным включением акробатических элементов,
что давало бойцу явные преимущества в схватке. Кроме того, детей
подвергали жестоким и весьма болезненным процедурам с целью добиться
свободного расчленения суставов. В результате многолетних упражнений
суставная сумка расширялась и ниндзя мог по собственному усмотрению
«вынуть» руку из плеча, «отстегнуть» ногу, перевернуть стопу или кисть.
Эти странные свойства были неоценимы в тех случаях, когда шпиону
приходилось пролезать в узкие отверстия или освобождаться от пут,
наложенных каким-нибудь хитроумным способом. Оказавшись в руках
преследователей и дав себя связать, ниндзя обычно напрягал все мышцы,
чтобы потом ослабить веревку общим расслаблением, «вынимал» руки, чтобы
петли соскользнули с плеч. Дальнейшее уже было делом техники. Тем же
манером ниндзя мог освободиться от болевого захвата или замка. В
фехтовании расчленение сустава позволяло на несколько сантиметров
удлинить руку при ударе. В некоторых школах добивались также
ослабления восприимчивости к боли. Для этого с ранних лет тело
обрабатывалось специальным «болевым» массажем, в который входили
постукивания и сильные удары, щипки, хлопки, а позже — «накатывание»
корпуса, рук и ног при помощи граненой палки. Со временем образовывался
топкий, но прочный мышечный корсет, а болевые ощущения значительно
притуплялись. Естественным сопровождением всего комплекса
физического воспитания было общее закаливание организма. Детей не
только приучали ходить в любую погоду почти нагишом, но и заставляли
часами сидеть в ледяной струе горной реки, ночевать в снегу, день
проводить на палящем солнце, подолгу обходиться без пищи и воды,
добывать пропитание в лесу. Острота чувств доводилась до
предела, ибо от правильной и быстрой реакции зависела жизнь. Зрение
должно было помогать ниндзя не только выведывать секреты неприятеля, но
и благополучно избегать западни. Поскольку разведывательные операции
обычно проводились ночью, возникала насущная потребность
ориентироваться в темноте. Для развития ночного видения ребенка
периодически помещали на несколько дней и даже недель в пещеру, куда
едва пробивался снаружи дневной свет, и заставляли уходить все дальше и
дальше от источника света. Иногда применяли свечи и факелы. Постепенно
интенсивность света сводилась к минимуму, и ребенок приобретал
способность видеть в кромешном мраке. В результате регулярного
повторения подобных тренировок эта способность не исчезала, а,
наоборот, закреплялась. Зрительная память развивалась
специальными упражнениями на внимательность. Например, на камне
раскладывался набор из десяти предметов, прикрытый платком. На
несколько секунд платок поднимался, и юный ниндзя должен был без
запинки перечислить все увиденные предметы. Постепенно число предметов
увеличивалось до нескольких десятков, состав их варьировался, а время
демонстрации сокращалось. После нескольких лет такого обучения
разведчик мог по памяти восстановить во всех деталях сложную
тактическую карту и дословно воспроизвести дюжину страниц единожды
прочитанного текста. Наметанный глаз ниндзя безошибочно определял и
«фотографировал» рельеф местности, расположение коридоров замка,
малейшие изменения в маскировке или поведении часовых. Слух
доводился до такой степени изощренности, что ниндзя не только различал
по голосу всех птиц и угадывал в птичьем хоре условный сигнал партнера,
но и «понимал язык» насекомых и пресмыкающихся. Так, умолкший хор
лягушек на болоте говорил о приближении врага. Громкое жужжание комаров
под потолком комнаты свидетельствовало о засаде на чердаке. Приложив
ухо к земле, можно было на огромном расстоянии услышать топот конницы.
По звуку камня, брошенного со стены, можно было определить глубину рва
и уровень воды с точностью до метра. По дыханию спящих за ширмой можно
было точно высчитать их количество, пол и возраст, по звону оружия
определить его вид, по свисту стрелы — дистанцию до лучника. И не
только это... Приспосабливаясь к действиям в темноте, ниндзя учились
видеть по-кошачьи, но в то же время стремились компенсировать зрение за
счет слуха, обоняния и осязания. Кроме того, тренировка, рассчитанная
на продолжительную слепоту, призвана была развить и великолепно
развивала экстрасенсорные способности. Многолетние упражнения
сообщали уху ниндзя собачью чуткость, но его поведение в темноте было
связано с целым комплексом слуховых, обонятельных и осязательных
ощущений. Ниндзя мог вслепую судить о близости огня по степени теплоты,
о соседстве человека — по звуку и запаху. Мельчайшие перемены
вентиляционных струй позволяли ему отличить сквозной проход от тупика и
большую комнату от каморки. При длительном отключении зрения у человека
быстро прогрессировала способность ориентироваться как в пространстве,
так и во времени. Ниндзя, не имевший, естественно, часов, орудуя в
закрытом помещении, был лишен возможности высчитывать время по звездам.
Тем не менее, основываясь на своих ощущениях, он определял, который
час, с точностью до нескольких минут. Наиболее талантливые ученики
через несколько лет занятий действовали с повязкой на глазах почти так
же свободно, как и без нее. Культивируя в себе способности к внушению,
они устанавливали порой «телепатический контакт» с невидимым
противником, сидящим в засаде, и наносили упреждающий удар точно в
цель. В японских домах с обилием раздвижных перегородок из вощеной
бумаги в ширм, где глаза далеко не всегда могли поведать о
местонахождении врага,— все прочие органы чувств приходили на помощь.
Пресловутое «шестое чувство», или «экстремальный разум» (гоку-и), о
котором так любили рассуждать теоретики бу-дзюцу, по сути дела являлось
производным от имеющихся пяти, а точнее, трех — слуха, осязания и
обоняния. С их помощью можно было вовремя избежать ловушки и даже
отразить не оборачиваясь нападение с тыла. Читателя,
сомневающегося в достоверности столь экзотических талантов, мы можем
отослать, например, к сочинению Дени Дидро «Письмо о слепых в назидание
зрячим», где описываются еще более фантастические свойства человеческой
натуры. В частности, Дидро приводит такой поучительный случай,
сопровождая его верным обобщением: «Слепой так правильно реагирует на
шум и на голос, что я не сомневаюсь: упражнение в этом может сделать
слепых очень ловкими и очень опасными. Я расскажу вам по этому поводу
один эпизод со слепым, который убедит вас в том, что если бы он
научился пользоваться соответствующим оружием, то было бы довольно
неблагоразумно подставлять грудь под его пистолетный выстрел или
ожидать удара камнем. В молодости у него (слепого) была стычка с одним
из братьев, окончившаяся довольно плачевно для последнего.
Раздосадованный на него из-за каких-то неприятных замечаний, слепой
схватил первый попавшийся ему под руку предмет, бросил в брата, попал
ему в лоб, и тот упал». Что случайности здесь не было и что подобный навык может воспитать в себе зрячий, подтвердят охотники, стреляющие «на звук».
Обоняние также говорило ниндзя о присутствии людей или животных, а
кроме того, помогало понять расположение покоев замка. Гостиная,
спальня, кухня, не говоря уж об отхожем месте, резко различались по
запахам. К тому же обоняние, а в равной степени и вкус были незаменимы
при некоторых фармацевтических и химических операциях, к которым порой
прибегали ниндзя. Физическая подготовка ниндзя продолжалась вплоть до
наступления зрелости, которое знаменовалось обрядом посвящения в члены
рода. Инициация обычно проводилась, как и в самурайских семьях, в
пятнадцать лет, но иногда и раньше. Только став полноправными членами
общины, юноши и девушки переходили от стандартного психофизического
тренинга к познанию сокровенных таинств духа, заключенных в учении
монахов-ямабуси, в Дзэн и в изощренных методиках йоги. Откуда
пришли ямабуси, какое отношение имеют они к наемным шпионам и убийцам?
Ямабуси — самая загадочная из когда-либо существовавших в Японии
буддийских сект, более напоминающая монашеский орден. Записывается это
слово иероглифом, идентичным даосскому понятию «святой», «совершенно
мудрый» (сямь), что говорит о тесной связи секты с доктринами
сякь-даосизма о самосовершенствовании и продлении жизни. Однако по
звучанию слово ямабуси означает «спящие в горах», что само по себе
свидетельствует о направленности их учения. Секта сложилась в IX—Х вв.,
оформившись как монашеский орден. Считается, что ямабуси изобрели
особую разновидность йоги, углубляя мистические аспекты эзотерических
буддийских сект Сингон и Тэндай. Свои открытия они обобщили в труде,
недоступном взору простых смертных. Название упомянутого труда
«Сюгэн-до» («Путь приобретения могущества»), и все его положения должны
были передаваться изустно — от учителя прозе-литу. Как правило, верными
учениками ямабуси становились ниндзя, жившие по соседству.
Посвятив жизнь аскезе и неустанным радениям в глуши лесов, ямабуси лишь
изредка спускались со скалистых вершин, чтобы поклониться святыням
центрального храма ордена — Дайгодзи в Киото. Большинство ямабуси,
подобно даосским отшельникам Китая и Кореи или подвижникам иных сект
тантрического буддизма, осваивая тайны йоги, специализировались в
какой-нибудь одной узкой области: например, совершенствовали «технику
рук», задержку дыхания под водой или владение кинжалом. Можно себе
представить, что несколько десятилетий упорного труда и безгрешной
жизни по канону «Сюгэн-до» давали неплохие результаты. Не случайно
большинство школ воинских искусств и почти все традиции нин-дзюцу
связывали свое происхождение с легендарными ямабуси. От них
предводители общин ниндзя узнавали мантры и мудры, которые должны были
помочь отважным лазутчикам в их предприятиях. Конечно, далеко
не все ниндзя получали из рук ямабуси ключ к загадке Бытия, далеко не
всем с равным успехом удавалось применять свои познания. Тем не менее
очевидно, что многие хранители традиций нин-дзюцу, как и наставники
воинских искусств в ряде самурайских плановых школ, черпали энергию и
вдохновение в неиссякаемом источнике тантрийской магии. Из тантрических
книг по медицине и алхимии были заимствованы навыки составления ядов
быстрого и медленного действия, лечебных бальзамов и питательных смесей
наподобие уникальных концентратов в виде пилюль, способных утолять
голод и жажду в течение нескольких дней. Наряду с мудрами
(основных мудр, относящихся к важным энергетическим центрам,
насчитывалось девять и мантрами ниндзя пользовались и менее
экзотическими, но более надежными методами акупрессуры для залечивания
травм и преодоления всевозможных физических и психических расстройств.
Так, следовало: для преодоления чувства страха одновременно в течение
пяти минут ритмично нажимать указательными пальцами обеих рук на точки
«Божественного спокойствия», расположенные на внешней стороне икры
ближе к колену; для преодоления усталости — некоторое время активно
нажимать в ритме пульса кончиком большого пальца одной руки на точку,
расположенную на «подушечке» между первой и второй фалангой мизинца
другой руки; для притупления чувства жажды — в течение нескольких минут
ритмично покусывать кончик языка; для снятия головной боли после
контузии — массировать точку, расположенную между большим и
указательным пальцами обеих рук попеременно и т, д. Рекомендации
имелись буквально на все случаи жизни, что позволяло лазутчикам
зачастую обходиться без помощи врача. В сочетании с самовнушением
акупрессура была мощным стимулятором жизнедеятельности в экстремальных
условиях. Многие самураи, не говоря уж о простых горожанах и
крестьянах, всерьез верили, что ниндзя знаются с нечистой силой, к
чему, конечно, было достаточно оснований. Взять хотя бы удивительное
свойство неожиданно «исчезать» из поля зрения, словно растворившись в
воздухе... Но при ближайшем рассмотрении ничего сверхъестественного в
подвигах ниндзя мы не обнаружим. Наоборот, мы столкнемся с неукротимой
жаждой познания человеческого естества, помноженной на повседневное
усердие и опирающейся на мощную традицию. «Высшее образование»
ниндзя не ограничивалось спортивным многоборьем и даже магией
тантрических обрядов. Лазутчик должен был уметь не только
подкрадываться, подслушивать, подглядывать и убивать. Для того чтобы
перерабатывать и анализировать добытую информацию, необходимо было
свободно читать сложнейшие тексты, написанные замысловатой
иероглифической скорописью в старинной манере, а подчас и на китайском
языке, разбираться в вопросах фортификации, картографии, стратегии и
тактики. Для маскировки во время разведывательных операций,
особенно требующих длительного сбора информации («работы резидента»),
ниндзя тщательно разучивали семь классических амплуа: — Бродячий актер.
Роль требовала знания народных песен и плясок данной местности, равно
как и акробатических номеров, реприз бродячих комедиантов. —
Странствующий монах, собирающий подаяние (кому со). Роль требовала
знания множества расхожих молитв и треб, а также монастырского устава и
различных тонкостей обращения. — Горный отшельник. Эта роль для ниндзя
представляла наименьшую сложность, ибо в городах яма-буси обычно
рассматривались как юродивые. — Буддийский священник. Тут требовались
примерно те же познания, что и в случае с нищим монахом, но,
разумеется, с большим вниманием к ритуалу и реалиям «своего» храма. —
Иллюзионист и жонглер. Для этой роли необходима была общая «цирковая»
подготовка. Особенно важно было освоение иллюзионистских номеров с
переодеванием, нахождением и извлечением предметов, утаиванием крупных
предметов под одеждой и с «исчезновением» на заранее подготовленные
позиции. Каждый уважающий себя ниндзя должен был стать профессиональным
фокусником. — Обычный крестьянин или горожанин. Роль требовала
определенных познаний в сельском хозяйстве или ремесле. — Купец. Роль
предполагала знакомство с конъюнктурой рынка и умение разбираться в
качестве товаров. В эпоху Муромати, когда победоносный Такэда
Син-гэн вел одну за другой военные кампании в разных концах страны, он
привил многим кланам ниндзя сравнительно новые для них навыки дальней
сигнализации. Для передачи срочной информации на расстояние стали
использоваться сигнальные костры с разным качеством дыма, флаги,
барабаны, гонги и раковины-трубы. Например, если ниндзя со стены
вражеского замка вывешивал красный флаг, это означало, что осаждающей
армии следует применить зажигательные снаряды, если синий — прибегнуть
к водяным средствам, то есть попытаться затопить укрепления.
Несмотря на то что все кланы ниндзя давали универсальное
шпионско-диверсионное образование, главным для квалифицированного
лазутчика было в совершенстве освоить коронную технику своей школы.
Так, Гёкку-рю из поколения в поколение передавала секреты поражения
болевых точек при помощи пальцев (юби-дзюцу), Котто-рю
специализировалась по болевым захватам, переломам и вывихам (konno), а
также практиковала искусство гипноза (саймин-дзюцу). В физической
подготовке по системе этой школы особенно заметно сказывалось влияние
индийской йоги. Кюсин-рю славилась мастерами копья, меча и дротика.
Свои секреты имели и ниндзя Синсю-рю по прозвищу «прозрачные волны», и
их собратья из Дзёсю-рю — «бурные волны», из Рикудзэн-рю — «черные
обмотки», из Косю-рю — «дикие обезьяны».
|